О том, как это «ходить по водам» и как научиться «ходить по водам житейского моря» рассуждает священник Константин Камышанов.
Картина Евангельских путешествий Христа может показаться калейдоскопом случайных и несвязанных между собой картин, а действия Христа — хаотичными. Так дети смотрят фильмы. Отдельные эпизоды им понятны, а в целом они не в состоянии постичь замысел режиссера. Как сказал один иерей с огромным стажем:
— Что скажете об исповеди и людях?
— Очень мало взрослых. Почти все дети. Только игрушки у них взрослые.
Так и с Евангелием о хождении по водам. Что за странные картины? Только что Христос проповедовал тысячам иудеев, только что Он их накормил хлебом небесным, повторив чудо с манной в пустыне. И вдруг, выталкивает двенадцать учеников в лодку. Прячется от народа на гору. Народ в недоумении встречает утро без Христа, ищет Его и находит на другой стороне озера Кинерет. Народ приходит к Нему, а Он говорит им о Себе как о хлебе, и они удивляются:
— Какие странные слова, кто может это слушать?- и отходят как от сумасшедшего.
Все было так хорошо, что же случилось? Случилось самое обычное: почти все слушавшие Христа пропустили Его слова мимо ушей. Они Его просто не слушали, а ждали медицинской помощи и, как следствие, своего ожидания — пищи. Он им об Отце и Его воле, а они о своей душе. Ну, как мы сегодня. Свечку за то чтобы сын не пил, муж вернулся, на работе искушения отошли сами собой. Храм как бюро Добрых дел, где что-то дают или бесплатно или за недорого.
А Христос и Его любовь? Что такое? В этом и сила Евангелия — его сюжеты вечны.
А двенадцати избранным, так же как и нам, уже прискучило слушать от Христа. Одно и то же на выступлениях, и они, так, с хитринкой: «Господи, уже поздно, а люди голодны. Кто даст им есть?» Они позаботились о людях, а Он заговорился и не заметил проблемы. Типа: «Давай, завязывай. Вечер на носу»
Это как в известной истории про то, как инженер читал лекцию корпусу благородных девиц про паровоз. А они, в конце, и спрашивают: «А где здесь кони запрягаются?» Но в евангельском случае это было намного обиднее. Люди видели чудо, а приняли только хлеб. Он к Ним с любовью про Отца, а они про лидера освободительного движения.
Это ужасно — Он предложил им волю Отца и Царство Небесное, а они, пропустив его слова мимо ушей, предложили ему президентство в Иудее. То есть Его проповедь им показалась заявкой на роль в их сценарии, и они великодушно разрешили Ему играть их роль. Более того, Он им так понравился в этой роли, что хотели заставить Его играть в их театре насильно.
Иисус же, узнав, что хотят прийти, нечаянно взять Его и сделать царем, опять удалился на гору один (Ин. 6:15)
Все как у нас. Это не мы служим Христу, а Христос вынуждается нами служить нам отведенные Ему роли врача, финансиста, юриста, риэлтора, политика, нянечки.
Иисус сказал однажды в приступе чувства глубокого одиночества: «…лисицы имеют норы, и птицы небесные — гнезда; а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Мф. 8:20). Чувство одиночества Христа среди толпы и учеников будет Его преследовать на протяжении всей евангельской истории. Да и не только евангельской, а всей истории христианства.
Человеческое естество Христа могло испытывать жажду, зной, удары, распятие и, конечно, усталость от непонимания. Когда не понимают всегда лучше остаться наедине с самим собой. Походить по лесу, посидеть у моря или пойти в горы. Когда бываешь в горах, то земля кажется ниже ног, а звезды крупнее и ближе. И близость неба волнует и питает душу тайной. Верное решение — помолиться вечером на горе.
Христос отделил двенадцать учеников от толпы неверующих людей, чтобы и они не заразились ажиотажем революции, и понудил уйти прочь.. А поскольку в учениках уснул дух, Он встряхнул их чудом, как крайним средством реанимации души. Своеобразный электрошок. Антоний Великий, писал о чудесах: «Не имел и не желаю», подчеркивая то, что он не хотел бы напрягать Христа на чрезвычайные действия и беспокоить Его своими нелепицами. Как настоящий взрослый сын не желает понапрасну беспокоить отца.
В данном случае шоковая терапия была не лучшим, но единственным средством не потерять эту единственную дюжину учеников. Чудо имеет ту опасность, что испугав человека, она заставит(!) слушаться Бога. А Богу этого не нужно. Всякий раз, подавая чудо, Господь рискует лишить человека воли и любви. Это очень сильное лекарство, которое может иметь тяжелые осложнения. Да и Сам Бог любит наиболее изящные, простые и экономные, по духу, решения.
Но Христос рискнул. Как гениально Он это сделал! Он мог просто тихо появиться явиться из воздуха на палубе, как Афина пред Одиссеем. Он мог спуститься на крыльях ветра в молниях и в громах, сияя как на горе Фавор. Нет, был выбран способ, в котором Он себя поставил на ту же плоскость, что и утопающие рыбаки — на поверхность вод. Показав тем самым, что Он пришел не просто к ним, а в такой же мир, в котором живут и они. С такой же бурей, с таким же ветром, с такой же бездной под ногами. Христос выбрал способ, в котором Он ни в коем случае не подчеркивал своей бестелесности, а наоборот давал знать, что плоть Его и Его учеников одного естества. Так чтобы это не отталкивало, но вдохновляло двенадцать Его друзей.
Трудно представить, как это ходить по водам. Ведь в Евангелии написано ПО ВОДАМ, а не над водой. Как это ходить по ямам и холмам вод? Как по твердым камням или как по мягкому дивану с подушками, при встречном ветре? Но не трудно понять, почему решил выскочить из лодки Петр. Так горячий сын бросается, сломя голову, навстречу запоздавшему отцу, так влюбленный, не видя света, бросается навстречу своей любви, ничего не замечая под ногами. И совершенно неудивительно, что Петр начал тонуть.
Вечером они перестали видеть в Христе Бога. Их вера дала трещину. Эта травма заставила Петра ставить условия Христу и посреди бушующих волн: » Если…» И само сомнение, что кроме Христа может явиться некий злобный дух, тоже момент недоверия Христу, как Богу. Пророк или учитель может не знать о буре ночью на озере, но не Бог. Этот вопрос поставил под сомнение божественность Христа.
Вот такая смесь: горячий порыв любви, выбросивший апостола на волны, и холодный расчет. Любовь потянула к Богу, мудрствование — в бездну. И человек не силах решить проблему этого союза. Эти противоположности сочетает в гармонии только Бог. И Бог протянул руку.
И еще один момент. Мы знаем, что вера без дел мертва. Делами веры для апостолов могло стать предложение Христа апостолам самим накормить тысячи людей хлебами. Подразумевалось, что они встанут на колени, по примеру Моисея в пустыне, возденут руки к небу и попросят Бога повторить чудо. А они сразу про деньги. Увы. Полное фиаско.
Мы и сами ходим как по поверхности бездны. В прямом смысле и переносном. В прямом — имеется ввиду то, что под небольшой земной коркой, внутри Земли бушует раскаленная каменная лава, напоминая нам о мимолетности всей жизни на Земле. А в переносном смысле — наша жизнь постоянно под угрозой смерти, болезней, обстоятельств, нечаянного горя и того, что мы и понять не можем.
Урок этого повествования состоит в том, что мы МОЖЕМ ходить по водам бушующего житейского моря при трех условиях.
Во-первых, наша вера должна быть живой. А вера жива делами. Геронта Паисий писал, как узнать жива ли твоя вера. Каждый день взвешивай то, что ты сделал для себя и клади на одну чашу весов. А на другую то, что ты сделал для Христа и людей. Когда на малой чаше, подразумевается Христова чаша, появится хотя бы десятая часть от своей, то это будет значить добрую веру. Из этого следует второе условие.
Когда мы в бурях думаем о себе, мы тонем. Когда о Христе — идем по водам. Возвращаясь к началу написанного, отметим, что когда мы желаем иметь Христа на посылках, тогда Он уходит от нас в гору, как от тьмы иудеев при озере Кенирет. Когда, общаясь с Богом, мы все время просим от него хлеба и зрелищ, мы ничем не отличаемся от тех, кому он сказал:
вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились (Ин. 6:26).
И удивляться тут нечему. Спросим самих себя: «Когда я просил не здоровья и своего счастья, а любви к Христу и к людям?» Так, что мы не так уж далеки от тысяч, евших чудесный хлеб, и не ничего уразумевших сердцем.
В этой истории мы видим два полюса сознания: сугубо материалистическое — у десятка тысяч слушателей проповеди Христа и сложное — смесь веры и практицизма у апостолов. И нам тоже свойственна патологическая двухвалентность сознания. Сидя на скамеечке церковного двора с батюшкой мы вздыхаем о любви и Христовой жертве, о тайнах мироздания и своей печали в этом злобном мире. Аки голуби. А в судах, скандалах на работе, спорах в доме мы аки тигры. Но вот, в чем парадокс. Голуби летят вверх, а тигры идут вниз. Это как закон физики — вечен и непреложен…
Господь чудом хождения по водам решительно сместил центр тяжести в душе апостолов в сторону веры. Из этого испытания чудом апостолы вышли повзрослевшими. Они оправдали риск Христа и им открылись глаза на то, что Он не учитель, не пророк, не мессия, а Некто гораздо больший — Сын Божий.
Третий урок состоит в том, что раздвоение души — это трагедия, ведущая к хаосу. Расколотость души, эта травма исправляется только рукой Бога. Или смертью и ее преддверием — страхом и болью, когда страх и боль снимают с нашей души все тряпье, которое мы так старательно напяливали на нее в течении жизни. Но смерть устраняет противоречие двух части души механически. Был негодяй, рядящийся в приличный образ. Стал просто негодяй. Чего уж тут стесняться перед смертью? А Христос спасает по-настоящему. Стоит только самом протянуть Ему руку.
Устранить раздвоенность и просто, и сложно. Но это не так как, если бы я закрыл глаза, раскрыл мысленно душу и попросил бы Небесного механика исправить отверткой неполадки в моем моторе. Или как на службе, стою себе, вздыхаю, смотрю на иконостас и потолок и жду просветления. Пока дошел до дома просветление и кончилось. Нет. Вера обретается в деле.
Казалось бы, простые мысли, простые слова — надо жить просто. Не в том смысле, что надо стать как дурачок, а том, чтобы душа не была раздвоена. Но никогда этого не добиться, если мы не сами однажды не устремимся к Богу как Петр.
Но нам некогда. Нам некогда уловить сердцем слова Христа о Себе, о нас.. Мы все откладываем делиться счастьем и принимать горе, откладывая на потом до тех пор, как вдруг грянет гром и перед нами разверзнется бездна немощи, боли и смерти. И мы станем уже ни пловцы, ни апостолы, никто. Тогда мы попадем в равнодушные больничные палаты, к равнодушным врачам среди мира, в котором ты, вдруг стал чужой и лишний, потому что с тебя уже нечего взять. И это будет преддверием бездеятельного ада.
Я не люблю когда аргументом веры считают страх и без конца пророчат гибель. Этому есть традиция. Один авва сказал:
— Если проповедь не говорит о смерти, то она сказана впустую.
Но есть и другая традиция. Преподобный Агафон перед смертью три дня пробыл в молитве неподвижно с открытыми глазами. Его толкнули и спросили: «Агафон, ты где»? «Стою перед лицом Божиим», — отвечал он. «И ты, отец, боишься»? «Сколько мог, я трудился, исполняя заповеди Божии, но я человек, поэтому, не знаю, угодны ли мои дела Богу? Ибо иной суд у Бога, иной у людей». И когда его хотели еще спросить о чем-то, Агафон сказал: «Сделайте милость, не говорите больше со мной, я беседую с Ангелами, святыми, Божией Матерью» и тут же скончался.
— Сделайте милость, не говорите больше со мной … о грустном.
И мне хочется в конце сказать не о бездне, не том, как мы барахтаемся в страхе и холоде на ее поверхности, а протянутой нам руке Бога. Разве кто-то не видит ее?
+-+%D0%BA%D0%BE%D0%BF%D0%B8%D1%8F.jpg)
+-+%D0%BA%D0%BE%D0%BF%D0%B8%D1%8F.jpg)
.jpg)
.jpg)
+-+%D0%BA%D0%BE%D0%BF%D0%B8%D1%8F.jpg)
.jpg)
+-+%D0%BA%D0%BE%D0%BF%D0%B8%D1%8F.jpg)
+-+%D0%BA%D0%BE%D0%BF%D0%B8%D1%8F.jpg)
.jpg)
+-+%D0%BA%D0%BE%D0%BF%D0%B8%D1%8F.jpg)
